фoтo: Aлeксeй Мeринoв
Aудиeнция былa нaзнaчeнa нa 12 чaсoв. Ровно на это же время было еще за неделю до того назначено заключительное заседание общего собрания, о чем чиновники не могли не знать. Члены академии собрались точно в назначенное время. Чтобы защитить их честь, следовало бы объяснить, что президента ждет уважаемое собрание, и попросить перенести представление на следующее заседание правительства. Но этого не случилось. Случайно или нет, Академии наук в лице ее нового президента указали на ее место.
Проявленная, мягко говоря, неделикатность правительственных чиновников к статусу президента академии, к сожалению, показательный признак отношения власти к академической науке, более показательный, чем произносимые иногда комплиментарные слова.
Можно не сомневаться, что руководство страны прекрасно понимает жизненное значение науки, особенно сегодня. Его не надо в этом убеждать. Вопрос только в том, готово ли оно сделать ставку на Академию наук или ищет какие-то иные формы. То, что мы наблюдали до сих пор, говорит скорее о втором. Отсюда ФАНО, научные центры, ставка на университеты, Сколково и т.п.
Нужно признать, что неверие в возможности Академии наук имеет основания. Академия наук крайне медленно реагировала на очевидную необходимость реформирования. Она не предложила руководству страны научно обоснованную экономическую модель в момент, когда страна нуждалась в ней. В результате радикальная экономическая перестройка, которую испытала наша страна, пошла по пути проб и ошибок, принесших наряду с положительными преобразованиями большие экономические и социальные издержки. Другой пример, близкий мне, — это провал фундаментальных космических исследований. В этой сфере у академии сохранялись еще и организационные, и даже финансовые возможности. Но она упустила их. Почитайте мою книгу «Замыслы и просчеты» на этот счет. Мы катастрофически отстали в области, где были лидерами и могли оставаться лидерами. Так что сомнения власти можно понять.
Но, с другой стороны, в течение многих лет Академия наук, лишенная должной поддержки, сохраняла научную продуктивность. Она и сегодня выше, чем у любых других наших науко-ориентированных структур. Но чтобы выйти на современный уровень, финансирование отечественной фундаментальной науки должно многократно возрасти. Я уже писал о том, что бюджет одного Гарвардского университета в США составляет 30 миллиардов долларов, а бюджет Российской академии наук со всеми ее институтами составляет чуть более 1 миллиарда долларов.
Власти значение науки всегда рассматривают через призму практических задач и приоритетов. Прикладная наука управляема и прогнозируема. Фундаментальная наука не имеет приоритетов, не нуждается в управлении и не терпит планирования. Прикладные исследования — это область применения грантов, фондов, а также бюджетных средств с привлечением бизнеса. Если сделать так, чтобы наука была востребована бизнесом, и возложить на его плечи посредством налоговых и прочих инструментов финансирование прикладной науки, тогда большую часть бюджетных средств, выделяемых на науку, можно направить на финансирование фундаментальной науки.
При этом в фундаментальной науке нет функциональной связи между финансированием и отдачей, как в прикладных науках. Связь только вероятностная. Упрощенно говоря, одно открытие, изменяющее мир, возникает при вложении в фундаментальную науку, скажем, каждых 100 миллиардов долларов. Если вкладывается 100 миллиардов в год, есть вероятность каждый год получать открытия такого уровня. Если вкладывается 1 миллиард в год, как, кстати, в случае Академии наук, то вероятность такого открытия будет раз в 100 лет.
Фундаментальная наука помимо конкретных открытий создает высококомпетентную среду научного творчества. Успешная прикладная наука всегда содержит фундаментальную компоненту. И если нет базы собственной фундаментальной науки, то при прочих равных условиях страна обречена быть на вторых ролях. Необходимым условием развития фундаментальной науки является наличие научной среды, в которую можно вкладывать средства. Несмотря на способность создавать высокотехнологичную продукцию, отсутствие традиционной научной среды было органической слабостью Японии, Южной Кореи, до недавнего времени Китая. В Советском Союзе научная среда была, и это была Академия наук. За перестроечное время она в значительной степени деградировала. Мы к сегодняшнему дню уже серьезно отстали. Поэтому необходимо не только сопоставимое, но более высокое содержание науки, чем в США и других странах. Прежде всего это современные средства научного исследования: оборудование, приборы, материалы, опытное производство, инженерно-техническое сопровождение, инфраструктура. Тогда мы можем рассчитывать не только на прекращение утечки талантливых людей, но и на обратный приток к нам.
Задача избранного президента РАН состоит в том, чтобы аргументировать перед властью единственный и важнейший тезис, что Академия наук является той научной средой, в которую следует вкладывать средства, что именно Академия наук может стать тем локомотивом, который выведет Россию на путь технологического прогресса. Другой подготовленной научной среды у нас нет. Или, если искать ее в других формах, она возникнет очень нескоро.
Сумеет ли избранный президент занять правильную позицию в защите интересов фундаментальной науки? Другая задача, которая встает перед президентом академии, — организоваться так, чтобы академия оказалась восприимчива к улучшению содержания. Чтобы была отдача. Потребуются, возможно, неординарные решения. Избранный президент должен быть готов к трудному взаимодействию не только с властью, но и с коллегами. Нужно уметь добиваться целей при отсутствии единства.
Хочется пожелать вновь избранному президенту Российской академии наук быть на уровне его трудной миссии.
Лучшее в «МК» — в короткой вечерней рассылке: подпишитесь на наш канал в Telegram
